РАБОТА №1

Ирония судьбы

Вроде как зима наступила. А погода – как в марте. В плеере играл какой-то знакомый медляк. Что-то про снег, мокрый асфальт и лужи.
От  сигареты остался только фильтр. Куртка насквозь провоняла едким дымом. Хоть жвачку ищи.
Ядовито-зеленая мишура, украшавшая бюст Ленина, колыхалась на сквозняке. В коридорах с диким воем носились первоклассники. Последний в этом году урок алгебры плавно перешел в подведение итогов и раздачу «неудов» за прогулы. Географица привычно сцепилась с завучем. Сейчас привычным и родным казалось то, что «лень» - величайший из пороков человека, распространяется на всех без исключений.
Народ вяло обсуждал приближающийся со скоростью товарного поезда Новый Год.  Я с упорством выводил на парте большую карандашную надпись «Damn it» и попутно слушал очередную идею соседа по парте. Она заключалась в том, чтобы пронести всю выпивку в пакете с ёлочными игрушками. Девушки протестовали, утверждая что игрушки разобьются. Я осторожно кивал, пытаясь понять, что у меня выйдет по английскому, "шесть" или "семь".
– Вань, – шепотом позвал мой сосед одноклассника, – а ты Новый год где отмечать будешь, в Минске?
Ванька резко обернулся и пожал плечами. Я, честно говоря, не мог понять, как можно в здравом уме отказываться от поездки в другую страну. И фиг с ним, что у англичан главный праздник не Новый год, а Рождество. Все равно же интереснее, чем в Беларуси.
– Саша, без пятнадцати на углу. Запомнил? – сосед привычно дернул меня за пиджак.
– Вот попалят нас с этим пивом...
– А ты ори  погромче.  Вань, а так ты идешь сегодня или нет? Мы без пятнадцати шесть на углу у детсада встречаемся. Тебе Саня покажет. Вы же с ним в одном доме живёте, да? Придёте вместе.
Понятно ведь, что, если люди живут в одном подъезде, то гораздо веселее ходить в школу и обратно вдвоём.
– Вместе, вместе, – отмахнулся я, проводя по руке вымазанным в графите пальцем.
Невольно подумалось о том, что наш с Ванькой образ жизни – неправильный. Будто маскироваться мы должны от всего света сразу, будто если всё откроется – нам конец.
Будто наше поведение – ошибка.
***
Англичанка все-таки натянула мне «семёрку»
– Пацаны, сегодня точно бухаем, – мой сосед размахивал дневником, как болельщик цветным шарфом.
Это - Новый Год. Это – наша школа и наши друзья. Это – только наша жизнь.
***
Сугроб, который намело у детсадовского забора, превратился в поле «снежковой» битвы.
– Саша, ну где вас черти носили, а? – из-под черного капюшона голос одноклассника звучал особенно неприветливо. Последний снежок угодил ему точно в центр лба.
– Можно подумать, что мы – последние, – лаконично отвертелся Ванька.
Как будто то, что они застряли в лифте, не его вина.
Впрочем, ни хрена не вина, наоборот… Сплошное удовольствие.
***
Возле сугроба их ждали не только парни. Рядом с ним почему-то топталась та самая, которая утверждала, что игрушки разобьются. Сосредоточено отбивала  сапогом замерзшие куски снега. Топталась, по-видимому, давно – сигарета в ее руке успела отрастить длинный хвостик пепла и вконец зачахнуть.
–  Не последние, – нехотя признался парень. – Пацаны в магаз побежали, скоро будут.
Я вдруг сообразил, что при всех мы с Ванькой почти не разговариваем. Как будто боимся засветиться.
Я провел костяшками пальцев по губам. А потом вытащил из кармана куртки узкую белую пачку.
– "Вог"… – выдохнула девчонка. – Сашенька, дай сигарету, а?
–  Ты где эти зубочистки надыбал? – мой сосед независимо курил "пал мал".
– Какие у матери были, такие и взял.
– Блин, холодно... У меня все ноги замерзли, – с гордостью сообщила девчонка. Под светом фонаря её ноги в прозрачных колготках напоминали упакованные в полиэтилен куски сырой курицы.  Меня слегка замутило.
***
На лестнице моргали лампы. Этажом выше, где в кабинете химии праздновали свой последний школьный "огонек" одиннадцатиклассники, орала какая-то англоязычная попса. В соседнем классе кто-то завывал Сплинов - там радовались жизни девятые классы.
Учителя забаррикадировались в учительской. Наверняка они там тоже праздновали Новый Год. Причем чем-то более серьезным, чем газировка.
В углу стояла покосившаяся тёмно-зелёная пластиковая ёлка. Ленин в рамке из зеленой мишуры мечтательно смотрел вдаль.
Разумеется, все было прилично. Сдвинутые парты, невинная газировка.
Магнитофон в углу играл вполне нейтральных «Scorpions». Потом девушки ожили и хихикая, поменяли диск.
– Бежим, сейчас медляки начнутся, – шепотом скомандовал я.
– Мне сбежать не получится – обреченно выдохнул Ванёк, прислушиваясь к мяуканью Агилеры.
Женская половина класса торопливо сгруппировалась у елки. Кто-то из них выкрикивал что-то вроде: «Ванечка, иди сюда!»
Непонятно, от чего его перекорежило больше – от ненавистного "Ванечка" или от перспективы топтаться посреди кабинета с кем-то из призывно глядящих одноклассниц.
Я еле слышно фыркнул: я и без того был ниже всех, а девчонки, разумеется, пришли в туфлях на высоком каблуке.
Ванька скривился и постарался как можно незаметнее прошмыгнуть к двери.
Не успел – к нему через весь класс уверенно шла одноклассница.
– Ваня... Тебя можно? Пошли потанцуем.
Бля.
Кажется, я сказал это вслух.
***
Когда он прикуривал сигарету, я каждый раз невольно тянулся вперёд, чтобы вытереть остатки ярко-красной помады с его губ. И каждый раз не мог поднять руку.
Почему-то казалось, что об этом красном пошлом следе он знает.
Молчит. Я тоже не мог найти слов.
***
В ванькиной квартире пахло елкой и морозным воздухом из форточки. И было на удивление тихо.
– Саш, иди сюда.
– А если предки нас увидят?
– Да они сегодня вернутся среди ночи. Ну что?
Я осторожно передвинулся поближе к кровати. Я никогда не замечал, до какой степени она большая.
– С Новым годом.
Я неожиданно понял, что мне совсем не хочется, чтобы Новый год наступал. Просто, затормозить бы время, чтобы всегда было как сейчас: полутемная комната и тишина.
Оказывается, он уже лежал рядом. И не просто лежал, а терся о моё бедро. Фыркал и тыкался в мою щеку губами.
– У тебя щетина растет. Настоящая.
Я вздрогнул. Выпутываться из этого сонного состояния было так же трудно, как из джинсов. Казалось, что если я проснусь, то Ваньки рядом не будет. И всего этого тоже не было.  Даже красного клейма горькой помады, который тоже –  та часть его, которую я не в силах изменить.
– Ваня…
– Ммм?
– Слушай, а у тебя кожа в темноте светится.
– Только и всего? Значит, батарейки садятся.
Придурок…
***
Сегодня он уедет.
***
В воздухе витал аромат жареной курицы и смолы.
– Сашка, ну куда ты? Сейчас президент выступать начинает...
– Мама, я на секунду...
– В следующем году покуришь, подожди.
– Отец!
– А то я не знал, что ты куришь.
Гадко. На экране телевизора шли титры "Иронии судьбы".
***
"Новый год к нам мчится, скоро все случится..."
На подоконнике в пепельнице дотлевала сигарета.
"С Новым годом, Вань..."
***
Шампанское было кислым.
– Саша, переключи на "Первую", там сейчас "Старые песни о главном" будут...
Я отодвинул стул, встал к подоконнику. Попробовал представить себе новогодний Лондон. Получилось что-то странное. Как на крышке от жестяной коробки с печеньем. Башни старинного замка. И рождественская елка на площади. И Ваня, который стоит и смотрит куда-то в сказочное синее небо, и смаргивает падающие на лицо снежинки.
Виски был горьким. С привкусом красной помады.
Пальцы сами набирают его номер. Занято.
Я вернулся обратно в комнату.
Занято.

РАБОТА №2

***

"  Снег кружился над землей, вился перед глазами, бил в лицо, когда налетал ветер, ложился на плечи, таял на спутанных волосах. Мальчик засмеялся, ловя ладошками крупные снежинки, побежал навстречу ветру по сверкающе-ледяной земле, и, поскользнувшись, упал. На глазах появились слезы, скользнувшие по раскрасневшимся щекам. Ребенок вытер пальчиками голубые глаза и поднял голову. Перед ним стояли монахини в длинных черных одеяниях и пели высокими нежными голосами рождественские гимны. Мальчик улыбнулся и встал. Отряхнул коленки от снега и побрел прочь.
  - Малыш! - окликнула его одна из монахинь.
  Дите удивленно обернулось. Женщины с красивыми голосами перестали петь - они смотрели на него. Та, что позвала его... плакала? Мальчик подбежал к монахине и взял её холодную, замерзшую ладонь.
  - Почему вы плачете? Вам грустно? Это из-за меня?
  Монахиня улыбнулась сквозь слезы и покачала головой.
  - Нет, дитя, вовсе нет. Как тебя зовут?
  Ребенок дотянулся кончиками пальцев до щеки склонившейся над ним женщины и смахнул слезинку. Пусть она сказала, что плачет не из-за него, он не поверил. Людям всегда становилось грустно рядом с ним.
  - Не знаю. Но мне хотелось бы... - мальчик смутился и спрятал лицо в черных одеждах монахини. - Хотелось, чтобы меня звали Никола. Вы ведь знаете святого Никола? Один мальчик, он живет в картонной коробке на соседней улице, сказал, что этот святой очень добрый и приносит детям подарки.
  Монахиня погладила ребенка по голове, перебирая мокрые от снега золотистые пряди. Как много таких чудесных детей ходят по городу в преддверие праздников одни? Ждут, что их навестит Санта, святой Николай - а никто не приходит... только холод и разочарование.
  - Тогда я буду звать тебя Никола. Держи, малыш. - монахиня достала из холщового мешочка, который держала в руке, конфету и протянула мальчику. Дети, воспитываемые при монастыре, вряд ли обидятся.
  - Спаси-и-ибо! - дитенок радостно сорвал обертку и откусил кусочек конфеты. Какая вкусная... совсем не такая противная, как те съедобные шкурки, что выбрасывают на улицы полные тетушки и их упитанные сыновья.
  - Идемте со мною, я вам тоже что-то подарю! - Никола вцепился пальцами в полы одежд женщины и потянул за собой. Монахиня, грустно улыбаясь, покорно пошла за малышом. Тот по колено тонул в снегу, но упорно пробирался вперед. Поднырнув под балкон первого этажа одного из домов, Никола радостно тявкнул:
  - Подождите минутку! - и принялся чем-то шуршать. Вскоре мальчик выскользнул обратно, держа в руках елочную игрушку - старую, блеклую, где-то треснувшую - и протянул её монахине.
  - Вы очень добрая. Пусть это будет моим подарком вам на Рождество. У меня все равно больше ничего нет... - последние слова Никола прошептал едва слышно себе под нос.
  - Спасибо тебе, малыш. - Женщина присела и обняла мальчика. У неё сердце едва не разорвалось, когда она прижала к себе худое тельце бездомного ребенка, одетого в рванье.
  Солнце разбудило маленького Николу рано-рано. Он счастливо вскрикнул, прикрыл рот ладошкой, осторожно отодвинулся от дремавшего рядом с ним щенка и принялся искать подарок. Нет мог же Санта не принести ему подарка! Никола вел себя хорошо, не воровал, как тот мальчишка из картонной коробки. Ему всегда хотелось кушать, но он не воровал.
  - Вот он! Спасибо, Санта, спасибо! - неподалеку от его дома без стен стояла корзина с едой, одеждой и открыткой. Никола не умел читать, но на открытке были нарисованы четверо монахинь - как те, что он встретил пару дней назад.
  - Спасибо... это ведь вы рассказали Санте про меня... - Мальчик сощурил голубые глаза, пытаясь сдержать слезы. Негоже плакать в день Рождества. Но он никогда не забудет добрую женщину, которая сказала Санте о нем. Никола всхлипнул и закрыл ладонями лицо, пытаясь спрятаться одновременно от яркого солнечного света и колкого, как его старый свитер, одиночества."

РАБОТА №3

Ангелы

На Земле наступал Новый Год. Мягко падали на землю снежинки, образуя пушистые сверкающие сугробы, а люди суетились и бежали за подарками. Последний день как-никак.
- Маам, смотри, какой паровозик? – пятилетний мальчик восхищенно прилип к стеклу магазина игрушек. – Ну смотри же.
- Пошли, малыш. Нас бабушка ждет, - мама с тяжелым вздохом отвернулась от стекла, играющего отблесками гирлянд.
- А ты мне такой купишь потом, да, мама?
- Обязательно…
Никто не заметил, как за спиной женщины через стекло проскользнула бесплотная тень.
***
- Аль, ну ты еще долго?
- Сейчас, сейчас! – я смотрюсь в зеркало. Как всегда. Светлая кожа, которую я отчаянно мечтаю покрыть загаром, голубые глаза, золотистые волосы. И эти дурацкие крылья за спиной. Говорят, что новая модель куда более надежна. Но и неудобнее и тяжелее она в разы.
- Я думал, она собирается, а она себя в зеркале разглядывает. Пошли, принцесса! – Ник весело улыбается, вытаскивая меня за собой.
- Эй, - отчаянно протестую я,  - а поаккуратней?
- Пойдем.
Меня зовут Аль. Ну, просто Аль…или Альфия Ар’Тесс.
Ник, Николай, – это мой брат. Страшно похожий на меня, конечно. Он хороший брат: смешливый, оптимист и очень многое умеет.
Например, дарить людям частичку тепла и любви. Многие из них заслуживают этого. И столь же многие – не получают.
А вот теперь Ник собрался приобщить меня к этому занятию.
- Прыгай.
- Я…я боюсь, - я на самом деле боюсь прыгать вниз. Еще эти дурацкие крылья…
- Прыгай, - Ник прыгает вниз вместе со мной. И отпускает, а за его спиной распахивается плащ белоснежных крыльев, пружиня под напором воздуха. Они такие красивые… Спустя секунду перестаю падать и я – теперь я Крылатая.
- Лети за мной, Аль, - улыбается брат, поворачивая куда-то к северу.
Мы Крылатые. Крылатые по крови – но не по рождению. Наши крылья слишком давно исчезли, а новые не всегда уберегают подобно родным. Я знаю это памятью крови, как и все мы.
Такая уж наша жизнь…
Мы пролетаем через капли дождя – и падаем, падаем ниже, к кристалликам льда, обрастающим узором, к золотым точкам, проявляющимся внизу, к сугробам белого пушистого снега, с прячущимися в нем травинками. Я восхищенно взираю на это великолепие – я ни разу не была здесь. Ну да, у меня дома тоже идет снег. Но здесь…здесь это в разы красивее. А эта темнота? У нас всегда светло, но ночь оказалась волшебна – она обволакивает меня, сияя тысячами звезд наверху. Я задираю голову и ловлю ртом снежинки. Они мокрые и холодные.
Ник улыбается, глядя на меня.  Да… Теперь я понимаю, зачем он так ждет этого праздника. Чтобы попасть сюда. Это неописуемо волшебно, настолько, что по моим щекам катятся слезы. Брат подлетает ближе:
- Ты что, маленькая моя?
Я улыбаюсь, глотая капли соленой воды:
- Здесь невероятно здорово!
- О да! – соглашается он. – Ты еще не видела новогодние елки, и Рождество.
А что, это тоже красиво?
За разговором мы и не замечаем, как подлетели к городу. Мягко опустившись на городскую улочку, я сложила крылья за спиной, и теперь они чуть виднелись за плечами.
- Нам надо немножко пройти вперед, а потом свернуть. И мы окажемся на месте, - говорит Ник. Здесь его голос становится мелодичным и высоким.
- У тебя… - я осекаюсь, замечая изменения и в своем.
- Голос? О, это всего лишь волшебство праздника. Пойдем, Аль.
Я послушно следую за ним.
Старые улочки кажутся волшебными декорациями театра: припорошенные снегом дома, желтоватые окошки, старые ратуша и собор, чуть покренившиеся от времени, но выглядящие как-то совсем ново и нарядно. Я невольно вертела головой так, что еле успевала за Ником.
Ну да, он-то все видел. А я…как маленькая…
Домики сменились  вдруг махонькими лачугами, двери их полузасыпаны и окошки светятся далеко не во всех. Ник стучится в одну, откуда слышится детский голос, просящий кого-то дать дождаться праздника.
- Лео, Санта Клаус приходит только к хорошим детям, - послышался голос женщины.
Ник постучал еще раз. Потом, нагнувшись, позвал:
- Хозяева? Есть кто дома.
Голоса смолкли. Быстрые шаги. А потом нам открыли дверь.
- Здравствуйте, - Ник грациозно поклонился, а я сделала реверанс. – С наступающим праздником вас, матушка. Мы принесли вам подарки, Вам и вашему сыну.
- Пресвятая Матерь, - женщина сделала странный быстрый знак – п е р е к р е с т и л а с ь – опускаясь на колени. – Вы…вы Ангелы Господни..?
- Не надо, матушка, прошу Вас, - я легко подняла ее – она оказалась совсем сухонькой и легкой, эта женщина, хотя и много работала и была очень сильной. Это все я узнала о ней от Ника.
- Мам? – малыш выбежал из комнаты и остановился в нерешительности, глядя на нас.
- Иди сюда, - улыбнулся брат, протягивая ему сверток. – Нет, не бойтесь, он не заболеет и не простудится.
Я взяла удивленного мальчика на руки, поцеловав в щеку:
- Будь счастлив, маленький мой. Счастья вам.
- А нам пора. Извините, - Ник нагнулся, целуя руку женщины. – Вы достойны этого, ведь вы всегда думали о других. Подарок ваш, берите.
Он тихонько засмеялся, и потянул меня прочь, в темное небо, снег в котором становился все реже…
Быть ангелом – это так просто. Нужно просто помочь…
И не обязательно, чтобы за спиной были крылья, а над головой нимб.
Просто нужна душа.

РАБОТА №4

Искры.

Серебристые искры на пушистых лапах могучих елей. Блеск кристальной синевы холодного купола. Горящий шар солнца, льющий чуть тёплые лучи на белые барханы и высекающий снопы разноцветных искр. И брызги снега из-под сильных лап. Ледяные осколки на серой шерсти, отражающие радугу солнечных зайчиков.
Небесные глаза видят не эти могучие ели, пронзающие небо, не эту серебристую гладь тропы. Бесконечные мгновения проходят мимо, мгновения прошлого, такого далёкого и близкого, такого светлого и тёмного…
Славный охотник, молодой принц Варран, летит стрелой за оленем. Блеск стали – и могучий зверь на земле. Пару взмахов – снята шкура. Меч принца поражения не знает, лук несёт смерть с каждой стрелой. Завидный жених…
Под лапами елей, осыпается снег серебристыми искрами, украшает волчью шкуру. Морозный воздух уже обжигает лёгкие. Солнце клонится к горизонту, готовое разлиться кровью по голубому льду небес.
… Ведьма Вергена решила просватать свою дочь за принца. «Не взыщи, красавчик. Тебе и такая сойдёт, никто не уведёт, сама гулять сможешь – всё простит и поймёт. А ещё всегда рядом помощь моя будет. Бери в жёны, не скупись!» - шамкала ведьма, увиваясь вокруг статного юноши, всё норовила срезать прядь белоснежных кудрей. «Нет, знать-не знаю дочь твою, замуж такую не возьму!» - отрезал принц и вышел прочь.
…и отражаются в слезах солнечные искры. А может, от ветра глаза устали. Кровью льётся солнце на голубой ковёр небес. Загорается таинственным огнём снег на лапах елей, зыки закатного пламени пляшут под сильными лапами.
Вышел прочь принц, да не ушёл далеко. Упал от дико боли, покатился по лестнице, трижды перевернулся через голову да вскочил на четыре лапы. Оскалился, готовый растерзать ведьму, но той уж и след простыл…
И полетели серые дни в серой шкуре. Дремучие леса, глухие тропы, оскал ненависти на серой морде. Годы летели прочь, уносили надежду встать на две ноги.
… Дыхание перехватывает: горизонт утонул в алых языках пламени заходящего солнца. Уже темнеют вершины могучих елей, уже тянет холодом приближающейся ночи. Надо успеть…
… и вот она сидит под зелёными колючими ветвями, закрыв платьем босые ноги. Темные россыпи прядей на белоснежных плечах. Тонкие пальцы перебирают опавшую хвою, ищут что-то в пожелтевших иглах. И тёплая улыбка серому хищнику. Тепло её рук на спине, смех, отзывающийся эхом в душе… И свет карих глаз. Таких добрых и искренних, что заполнилось сердце в серой шерсти с яростным оскалом вином любви. И полилось оно через край – он приходил к ней вновь и вновь… Приносил цветы, смиренно ложился у ног. А она – пела… Уносила прочь в сказочные миры: то райские кущи, то красочные сады, то ледяные просторы, то дремучие леса. Пела и перебирала опавшую хвою, иногда роняя бриллианты слёз на серую шерсть волка…
…Сердце вот-вот вырвется из груди и окровавленным куском покатится по  серебристой тропе… Может, хоть оно успеет…
…случайно подсмотрел, где живёт любимая – в полуразваленной избушке. По ночам – прядёт, по дням – перебирает хвою. И нет слов, чтобы спросить, почему, как помочь. Лишь понимающий взгляд небесных глаз. Бесконечные круги вокруг избушки, подслушанный разговор. «Быть тебе невестой Ветра! Ищи же лучше, найди зелёную иглу, опавшую пять лет тому назад! Найди её и останься здесь, с людьми!» - отчаяние в каждом слове. Серая тень метнулась к той ели: искать!
…срок истекал на закате. Почти потемнел горизонт. Всего один луч указывал тропу. И он тускнел. Волк спешил. Его опережал ветер.
Вихрь влетел на полянку, закружился вокруг девушки. Чуть мокрая морда ткнулась в опушенную руку, что-то укололо замёрзшую ладонь. Погас последний луч. Снежный вихрь кружил вокруг ели, девушки и волка, смешивал землю и небо, стирал горизонт.
Такой метели не помнил никто. Будто вьюга сошла с ума: кидалась лютым зверем, колола ледяными осколками. Лишь под утром затихла. Ушла, обиженная, прочь. Ветер взмыл в вершины могучих елей и унёс прочь старый год. А под зелёными колючими ветвями девушка обнимала юношу.
«Я же сразу говорила, бери в жёны!» - вытирала слёзы ведьма, - «Ну, ничего, начался новый год, ваша новая жизнь»

РАБОТА №5

Happy New Year

Новый Год… Может, для кого-то это и праздник, а у меня – все как всегда. Хорошо хоть предки свалили к родственникам и оставили всю квартиру в моем распоряжении. Можно повесить пару игрушек на воткнутую в вазочку еловую лапу и растянуться на диване перед телевизором, бездумно переключая каналы. Готовить что-либо было лень, так что теперь приходится довольствоваться мандаринами и прочими фруктами, блюдо с которыми можно пристроить рядышком на диване, чтобы легко было дотянуться. На кухне есть еще конфеты и бутылка шампанского (против традиций не попрешь), хотя пить не с кем…
Грохот тяжелой музыки из колонок заглушает слабый звук телевизора, но звонок в дверь прорвался через шум. Я мимоходом удивляюсь, кого это принесла нелегкая, и иду открывать.
- Привет! – молча киваю и отхожу в сторону, пропуская тебя в квартиру. От тебя пахнет морозом, снегом и сигаретами. Мы не виделись около трех месяцев, а звонил ты месяц назад. Неожиданно было увидеть тебя…
Ты раздеваешься и, скинув ботинки, с обычным своим нахальством проходишь в комнату и плюхаешься на диван. Я, как тень, иду за тобой, но потом, фыркнув и цапнув с блюда очередной мандарин, сажусь за включенный ноут. Вот видишь, у меня есть дела куда поважнее, чем тебя развлекать!
- Как ты? – о, как будто это тебя интересует… Хотел бы узнать – позвонил бы. Ну, каков вопрос…
- Нормально. Давно не виделись, - равнодушный тон мне дается в совершенстве, зря ты об этом забыл. Я чувствую, что тебе становится немного неуютно – отлично, этого и добиваюсь. А то вечно ты наглеешь… И нечего жалобным взглядом мне затылок сверлить – не прокатит.
А вот когда стоят у меня за спиной и читают через плечо я терпеть не могу. С раздраженным шипением сворачиваю все окна, вырубаю музыку и иду к дивану. Ты по привычке делаешь попытку поймать меня за талию и затащить к себе на колени. Ну-ну… Ты никогда не мог удержать меня, забыл? С легкостью выворачиваюсь из твоих рук и сажусь рядом, насмешливо ухмыляясь. Облом…
Ты берешь мою гитару – без спроса, и я корчу недовольную мину. Хотя и не протестую – ты поешь лучше, а за некоторые песни я могу многое простить. Ты сыграл мне все, что мне хотелось услышать – даже удивительно, как незаметно пролетело время… Но Новый Год все ближе, и я, наконец, забираю у тебя гитару, ставлю ее на место. Хватит инструмент мучить… Возвращаюсь на диван, прихватив еще мандаринов. Для меня они ассоциируются с Новым Годом – даже представить не могу этот праздник без мандаринов… Заодно вешаю тебе на шею боа из мишуры – из вредности. Дааа, я люблю вредничать. И вообще, тебе идет.
Из всего освещения в комнате – экран телевизора да мигающие на окне лампочки гирлянды. Я люблю, когда темно, и ты тоже любишь. В темноте все запахи отчего-то усиливаются, и мне нравится эта смесь цитрусового и елового ароматов с легким запахом сигарет. От тебя всегда пахнет сигаретами, и я невольно расслабляюсь, чувствуя этот привычный запах. Расслабляюсь настолько, что позволяю тебе приобнять меня за плечи. Молчать с тобой так здорово…
Совсем скоро Новый Год – Президент уже толкает поздравительную речь по телеку. Иду за шампанским и бокалами, перебрасываю тебе бутылку. Ты у нас вообще спец по открытию спиртных напитков. Иногда я даже завидую.
Искрящаяся янтарная жидкость в бокалах, пузырьки с легким шипением лопаются. За окном валит снег – большими хлопьями, словно в безумном танце кружатся сотни белых мух. То и дело где-то взрываются фейерверки, подсвечивая снежинки вспышками разных цветов – зеленый, красный, синий…
- Как Новый Год встретишь – так весь год и проведешь, да? А если я тебя сейчас… - тебе как всегда надо постебаться. Мгновенно ощетиниваюсь и рычу в ответ, сверля гневным взглядом:
- Иди ты! – ты смеешься, а мне хочется тебя придушить. Но отвлекаюсь на появившиеся на экране телека часы, где секундная стрелка стремится к полночи. Ты улыбаешься:
- За то, чтобы все было хорошо!
- За счастливый год! – отзываюсь в ответ. Мы чокаемся, ты поишь меня из своего бокала, я подношу к твоим губам свой. В какой-то мере это уже привычка…
Часы отсчитывают двенадцать ударов, бокалы пустеют и отправляются на пол. На последнем ударе ты тихо шепчешь:
- С Новым Годом!
- С Новым Годом! С новым счастьем! – выдыхаю в ответ. Наши губы встречаются…
…Ненадолго, всего на пару секунд. Ладно, вру… На пару минут… Я наслаждаюсь твоим теплом, но потом с ехидной улыбкой отстраняюсь и, спрыгнув с дивана, иду к ноуту. Мне еще стольких предстоит поздравить!...